Возрождение

И вот, в один из приездов в Москву, во время службы на праздник святых равноапостольных Кирилла и Мефодия в храме Успения в Гончарах, я получаю благословение викария Московской епархии епископа Григория: «Напиши проше­ние в нашу Епархию. Попылится годика два. А там видно будет». .

Не успел приехать в Ижевск — вызывает Владыка Палладий: «Ты почему мне не сказал, что написал прошение в Московскую епар­хию?». И показывает вызов. Кидаюсь в ноги и прошу прощения: «Сказали — годика два попы­лится…». — «Не отпущу. У них и так много овец, а у меня последнюю отбирают».

Матушка Наталья в это время была в Ижевске. Приезжаю домой и рассказываю ей. Она — в слезы: «Я давно мечтаю вернуть­ся в Москву — к родителям, к дочери. Поехали к Владыке — упаду ему в ноги и буду умолять отпустить».

Приезжаем. Результат тот же: «И слезы ма­тушки меня не тронут».

Матушка поревела, поревела и… «озвере­ла». Но «озверела» по-хорошему, если можно так сказать — по-Божьи: «Буду хоть полжизни читать акафист Николаю Угоднику. Пока Владыка нас не отпустит».

Проходит месяца два. Матушка молится Ни­колаю Угоднику, я молюсь Матери Божией. В ав­густе вызывает Владыка: «Отец Сергий! За од­ного битого трех небитых дают. Так вот. Если ты привезешь мне из Москвы троих таких же, как ты, с высшим образованием, и они мне по­дойдут — я тебя отпущу».

В сентябре меня опять посылают в Моск­ву, и в том же храме, где икона Божией Матери «Троеручица», я встречаю своего давнишнего знакомого, с которым мы вместе росли в детстве (теперь он — протоиерей Василий Кострюков). И с его помощью, в течение осени я привожу в Ижевск троих кандидатов, которых Влады­ка рукополагает в священный сан. Причем все условия были соблюдены: один был с высшим образованием, другой — без, зато у третьего — два высших образования.

И когда накануне зимней памяти святителя Николая Чудотворца я пришел на службу в Тро­ицкий собор Ижевска, секретарь Епархии встре­тил меня такими словами: «Поклон клирикам Московской епархии. Владыка тебя отпустил».

Бабушки, убиравшиеся в соборе перед все­нощным бдением, наверное, в изумлении засты­ли у своих подсвечников, услышав доносившееся из алтаря мое неумелое, но громогласное подра­жание Борису Христову: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко…».

Когда-то здесь царил величественный храм…

До 30-х годов XX века на одном из самых высоких холмов Ижевска стоял прекрасный Ми­хайловский собор. Храм этот был третий в Рос­сии по величине. Огромнейший, необычайной красоты. Звон колоколов доносился до самых отдаленных окрестных деревень. Его взорвали также как Храм Христа Спасителя в Москве. Ос­тались только старые фотографии. Когда я слу­жил в Ижевске, на месте храма был разбит парк, в центре которого стоял небольшой обелиск в память погибших воинов.

Ночная тишина,      
не шелохнется лист.
Мерцает в дымке сна
Забытый обелиск.
Когда-то здесь царил
Величественный храм.
Архангел Михаил
В нем службу правил сам…
Несли колокола
Хрустальный благовест.
Сияли купола
И православный крест.

Храм был — и вот его нет. Долго носил в себе эту печаль. Вот Господь и дал мне такую возмож­ность — поднять из руин храм. Опять же: Господь через нас, но не без нас.

Когда стал настоятелем, понял: все, что происходило со мной до этого времени — было только подготовкой к этому служению. И все, буквально все пригодилось: и высшее инженерное образование, и работа в медицине и на заводе, и знание богослужения и хозяйственных дел в Церкви, и служение дья­коном в кафедральном соборе.

Ты Бога и Творца,
Архангеле, моли
Простить нас до конца
И неба и земли.

Видимо, Архангел услышал эту молитву. А Господь услышал его молитву. Потому что сей­час на этом месте опять сияет в прежнем вели­колепии величественный собор архангела Ми­хаила.

Возрождение

Но вот, после 1000-летия Крещения Ру­си, стали возвращать Церкви разрушенные и оскверненные за время богоборчества храмы, началось их восстановление. Осенью 1989 года Указом Управляющего Московской епархи­ей Его Высокопреосвященства Митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, кото­рый, увидев поруганную святыню, благосло­вил начать ее восстановление, была сформи­рована церковная община в храме Рождества Богородицы села Анискино, и верующим пе­редали остатки храма. Одного из «не подле­жащих восстановлению» (как гласит справка Бюро по охране памятников культуры и исто­рии Московской области). Первые члены об­щины с огромным воодушевлением и с пением молитв Божией Матери стали расчищать зава­лы. Начали с подвала, который весь был забит мусором. Они расчищали, а я тогда еще был в Ижевске и ничего не знал.

Таким увидел храм новоназначенный настоятель

В декабре 1989 года, на «Николу Зимнего», меня отпускают из Ижевска в Москву, а в ян­варе 1990 года — рукополагают во священника в день памяти преподобного Варлаама Керетского, которому я в свое время с усердием молился. Так же усердно молился я и блаженной Ксении Петербургской, покровительство которой чув­ствовал еще до ее прославления. Как только помянешь в молитвах: «Упокой, Господи, душу рабы Твоея блаженной Ксении»,- так немедлен­но помощь Божия и приходит. И вот 6 февраля на память блаженной Ксении, меня вызывают в Епархиальное Управление и назначают на­стоятелем церкви Рождества Богородицы села Анискино. Посмотрел по карте — где же это Анискино? — нашел около Щелкова. А 9 февраля приехал, смотрю — развалины, несколько бабу­шек, и больше никого и ничего. Стали служить водосвятный молебен, окропил весь храм и всю территорию. Был весь мокрый, но даже не чих­нул ни разу. Такой был подъем!

Стали восстанавливать храм — спал около 4 часов в сутки. Столько было дел! Ведь не было ничего. Приезжал домой, и только сил хватало по дороге прочитать вечерние молитвы — сразу замертво валился спать. У меня первые несколь­ко лет такое впечатление было, будто этот храм я на себе носил. Такая была нагрузка! Но и эн­тузиазм великий был. Я даже не задумывался о том, какие могут встретиться трудности. Хотя, если сейчас вспомнить, страшно становится. Че­рез алтарь как будто на танке проехали. Первые службы ветер свистел, все сыпалось с потолка (вернее — с небольшого островка обнаженной, (вернее — с небольшого островка обнаженной, сырой и грязной, каменной кладки, оставшейся над Престолом). Приходилось Чашу закрывать. Потом, уже к первой Пасхе, возвели стену, кото­рая закрыла проломы алтарной апсиды.

Пришлось даже откапывать храм, освобож­дать фундамент из земли, в которую он врос больше чем на 2 метра. Ведь за каждые 100 лет образуется 1 метр культурного слоя. А прошло около 250-ти лет. Кроме всего прочего — осквер­нен был храм ужасно. Везде грязь, обломки кирпича, перемешанные с землей. Окрестные пьяницы превратили остатки храма в распивоч­ную и в туалет. Рядом — клуб и танцплощадка. Приехал архитектор, посмотрел на наши руины. Стены раньше были в три кирпича, а остались — в полкирпича, и все в трещинах, а в трещинах — лед! «Скорее всего, лед в трещинах окончатель­но разрушит остатки стен, и они упадут — людей может задавить. Легче и лучше заново храм построить»,- вот так «успокоил» меня специа­лист. Но храм выстоял. Ведь почти 50 лет Анге­лы престолов храма молились и плакали, скорбя о разрушении и осквернении святыни. И Покров Божией Матери сохранил храм — началось его Воскресение.

14 февраля назначили первую всенощную накануне Сретения. Не все еще было готово, но антиминс я уже получил. В храме еще не слу­жили, дали нам недалеко от храма маленький домик, поставили мы там стол, постелили ска­терть — вот и Престол! Дома у меня было много самодельных икон — из них и сделали иконостас. И уже 16 февраля, в Родительскую мясопустную субботу, была совершена первая Божественная Литургия. Если бы не начали сразу служить Ли­тургию, мне кажется, и восстановление шло бы гораздо труднее и медленнее.

Престольный праздник Рождества Богоро­дицы в 1990 году проходил уже в храме, который был весь в строительных лесах внутри и снару­жи. Божественную литургию совершал наш Пра­вящий архиерей, Митрополит Крутицкий и Ко­ломенский Ювеналий.

На левом снимке  — щемящая душу картина разоренного храма, на правом – плоды первых трудов. Еще нет ограды, не везде оштукатурены стены, но разница уже очевидна.

(471)